– И в деревне Банесбери, в Оксфордшире, рыцарь, барон Джон Холланд, он же Экзетер, с женой и детьми.
– Мы здесь всегда жили, – усмехнулся отец, – но замка тогда не существовало. Должно быть, дом в деревне имели. Но что было раньше, – герцог пожал плечами, – мы не знаем. Римляне, саксы, кельты, датчане. Сам знаешь, как все перемешалось, – Джон старался не обращать внимания на фашистские флаги, вдоль мощных, темных стен Колизея:
– Предок кузена Теодора был варягом. Сигмундр, сын Алфа, из рода Эйрика. Тоже датчане. Правильно папа говорит, мы все родственники…, – Джон сегодня не надевал галстук, а взял рубашку американского кроя, с открытым воротом. Медвежий клык лег в ладонь знакомой тяжестью:
– Констанца медальон носит, не снимает. Как Стивен кольцо. Она мне рассказывала, многие физики суеверны. Она-то, конечно, нет…, – Джон вспомнил спокойные, цвета жженого сахара глаза, еле заметную улыбку кузины.
За обедом на пересадке, в Цюрихе, Констанца заметила:
– Есть ученые, верящие в Бога. Я к их числу не принадлежу. Венчаться я не собираюсь, и вообще…, – кузина повела хрупкой рукой.
В Цюрихе у них было четыре часа, между самолетами. Кузина не хотела осматривать город. Она хмыкнула:
– К чему? Статистические данные есть в энциклопедии. Если меня заинтересует Цюрих, я прочту статью…, – Джон оставил Констанцу на аэродроме, за кофе, и физическим журналом. За ней присматривали сотрудники посольства.
По поручению отца, ему надо было посетить виллу, в богатом предместье Цюриха. Сидя в лимузине, Джон подумал:
– Американцы и русские тоже здесь обосновались, но пойди еще, их найди. Понятно, что мы все будем союзниками, но в нашем деле приходится кое-что скрывать даже от союзников…, – здесь он вспомнил кузена Меира: «Очень надеюсь, что до подобного не дойдет».
Ремонт виллы шел своим чередом. Джон записал в блокнот все, что просил узнать отец. На обратном пути он успел заскочить в магазин и купить часы, красующиеся у него на руке.
Он вернулся на виа дель Корсо, в гостиницу, ожидая услышать недовольный голос Констанцы: «У нас много расчетов!»
Под дверью номера лежал конверт. Распечатав его, Джон прочел несколько строчек, написанных четким почерком кузины. Юноша пошел к портье. Выяснилось, что если синьорина Брэдли и покинула отель, то ее отъезда никто не видел. Джон настоял, чтобы дверь номера Констанцы открыли. В комнате все оказалось в порядке, она оставила в гардеробе кое-какую одежду. Портье кашлянул:
– Синьор Брэдли, нет повода для волнений. Ваша сестра, – он кивнул на записку в руках Джона, – ясно говорит, что решила осмотреть Италию. У нас красивая страна, – гордо добавил служащий.
Звонить Ферми было поздно. Поймав на улице такси, Джон поехал в посольство, где пользовались радиотелефонами. Связь между Лондоном и Римом была налажена, звонки принимали операторы международных линий, однако отец запретил ему звонить из гостиницы: «Номер было не проверить, – хмуро сказал герцог, – а в Италии нацисты на каждом шагу. Нельзя рисковать».
Герцог, несмотря на воскресный вечер, сидел на Ладгейт-Хилл, в кабинете. Джон боялся, что отец взорвется. Юноша сразу, торопливо, сказал:
– Это ее почерк, папа, и ее стиль. Она уехала по своей воле…, – выслушав сына, герцог вздохнул:
– Твоей вины нет, милый мой. Никто бы не мог такого предугадать. Поговори завтра с Ферми. Вероятно, он что-то знает. И жди, может быть, она позвонит…, – в Лондоне шел сильный, холодный дождь. Капли сползали по окну кабинета, купол собора Святого Павла почти скрылся во тьме. Герцог попрощался с сыном:
– Или Юджиния что-то слышала, Стивен…, Нет, Констанца очень, скрытная. Она бы не стала делиться подобным…, – он потушил папиросу:
– Наверняка, кто-то из итальянских физиков. С другой стороны…, – он посмотрел на карту Европы, – такое нам только на руку. Работа в лаборатории выиграет. Но кто бы мог подумать…,– сын называл кузину циклотроном.
– Неправда, – сказал себе Джон, – у нее есть чувства. У матери ее были…, – он вспомнил младшую сестру:
– Но я всегда предполагал, что Констанца не станет совершать необдуманных поступков. А что здесь необдуманного? – спросил себя герцог:
– Ей девятнадцать, она совершеннолетняя. Она встретила человека, полюбила его…, – Джон был в этом уверен. Он слишком хорошо знал племянницу. Констанца никогда не разменивалась по мелочам:
– И брат ее тоже. Хорошо, что они пошли в мать, а не в Ворона. Констанца понимает, что такое ответственность перед страной, и не станет делать глупостей, – он так и сказал сыну. Герцог добавил:
– Она тебя не поставила в известность, милый мой, но ты на нее не обижайся. Я бы тоже в романтическую поездку не брал охрану…, – перед ним, на столе, лежал список. Координатора требовалось найти в нейтральной стране, близкой к Германии. Он не должен был вызывать ни у кого подозрений. Более того, Джон не хотел, чтобы человек менял место жительства. Подобное оказалось бы неудобным. Он подчеркнул несколько имен красным карандашом:
– Мальчика пошлю, осенью. Констанца вернется, обязательно. Еще и физика привезет, – Джон поймал себя на том, что улыбается.
На следующий день, Джон, первым делом, поговорил с Ферми.
Синьор Энрике удивился:
– Доктор Кроу звонила вчера, утром. Она и синьор Майорана поехали на Сицилию, проведут в отлучке неделю. Он родился на острове, – Ферми увидел глаза Джона:
– Не беспокойтесь. Хотите, в Неаполь позвоним? Этторе профессор, в тамошнем университете. Они, наверняка, в Неаполе на паром сели. На Сицилии сейчас удивительно красиво, – со вздохом добавил Ферми, – апельсиновые деревья цветут…, – Джон закашлялся: «Вы предлагали позвонить, мистер Ферми».
Итальянец закатил темные глаза:
– Синьор Брэдли, – он, со значением, посмотрел на Джона, – Этторе мой лучший ученик. Он джентльмен, как вы говорите. Он ненавидит…, – Ферми, брезгливо, поморщился, – дуче, нацизм. Доктор Кроу в совершенной безопасности…, – в Неаполе, на кафедре, выяснилось, что Майорана оставил распоряжение через неделю собрать студентов-дипломников. Он и доктор Кроу хотели провести семинар.
– Видите, – наставительно заметил Ферми, положив трубку, – они вернутся, и мы продолжим работу. Надо иногда отдыхать, – физик подмигнул Джону. Юноша попросил:
– Пусть он не заметит, что я покраснел. Констанца с Майораной переписывались, весь год…, – он вспомнил спокойные глаза кузины:
– Первая леди Констанца, тоже замуж вышла, наперекор всем. То есть не замуж…, – Джон покраснел сильнее. У него ничего еще не случалось. В Испании, на позициях батальона Тельмана девушек не водилось. Он, все равно, вспоминал кузину Лауру:
– Может быть, – подумал Джон, – у нее не сложится, с тем человеком. Нельзя подобного желать, – одернул себя юноша.
Видимо, пожалев его, Ферми повел Джона на обед не в скромную столовую, в лаборатории:
– Лучшая римская кухня, синьор Брэдли. Я вас приглашаю. Я все-таки коренной римлянин, – лучшую римскую кухню подавали в дыре в стене. Никак иначе заведение назвать было нельзя. Таверна располагалась неподалеку, за углом монастыря Сан-Лоренцо. Во дворе терпеливо стояла очередь, но Ферми здесь знали. Скатертей за столами не водилось, приборы принесли погнутые. Джон еще никогда так вкусно не ел. Им подали рагу из бычьих хвостов, и пасту с нежнейшим, тающим во рту мясом. Когда убрали тарелки, Ферми объяснил, что они ели кишки молочного теленка. Джон только облизнулся.
За кофе, с тортом из рикотты, пахнущим апельсиновым цветом, Ферми уверил его:
– Продолжайте работать, не волнуйтесь. Через неделю увидим их обоих, отдохнувших…, – Джон щелкнул зажигалкой, выпустив дым к закопченному потолку:
– Мистер Ферми, мне Констанца, то есть доктор Кроу, рассказывала о вещи, которую вы хотите построить, реакторе. Его можно использовать в целях вооружения? – в таверне было полутемно, но Джон заметил, как закаменело лицо физика:
Ферми коротко ответил:
– Да, но вы имейте в виду, конструкции еще даже на бумаге не существует.
Джон осторожно продолжил:
– Скажем, доктор Кроу, она сможет заняться реактором? С профессором Майорана…, – Ферми молчал, смотря куда-то поверх головы Джона. На стене хозяин повесил фотографии, с автографами. Джон узнал снимок Джузеппе Верди.
– Доктор Кроу, – Ферми вынул кошелек, – может все. Даже без лаборатории, под своим началом. Советую вам запомнить мои слова, синьор Брэдли, и никогда не забывать.
Джон залпом допил кофе. Он выбрался во двор, вслед за Ферми: «Может все, может все».
Заставив себя не думать об этом, юноша пошел на виа Панисперна.
Паром Неаполь-Палермо
В каюте первого класса, выходящей на корму корабля, приоткрыли окно. Констанца вдохнула свежий, соленый ветер: «Почти не качает». На тихое море падала дорожка лунного света. Снизу, из ресторана, доносились звуки джаза, и шум голосов. Корабль осветили, смешливо подумала Констанца, как рождественскую елку.
